До и после
– Не рано ли вы, с учетом нынешней формы, в 35 лет, закончили с большим футболом?
– Заканчивать надо, когда чувствуешь, что пора . Мой последний год в «Фейенорде» был связан с серьезной травмой. На задней поверхности бедра да же что-то типа воронки образовалось. А получилось так: после каждого микронадрывая под прессингом тренера пытался вернуться в строй, но в один прекрасный момент мышца просто лопнула . И хотя по том я еще полгода отыграл в другом голландском клубе – «Бреда», решил закончить,
поскольку прекрасно понимал : прежние трав мы уже не дадут выступать на должном уровне.
– Вы еще будучи игроком готовились к тренерской работе?
– Свой первый тренерский диплом пол учил еще в 1997 год у. Он уже тогда позволял мне работать с любителями. И все же после окончания карьеры оказался на распутье. Или продолжать заниматься бизнесом, который у мен я уже был, или углубиться в тренерскую работу. По такому случаю да же собрался лететь в Испанию , чтобы там осмотреться и все понять. Но тут прозвучал звонок Хенка aан Стее, в тот момент он возглавлял юношескую акаде мию «Фейaнорда». Он сделал предложение поработать в этой структуре.
– Ваш бизнес был связан с недвижимостью?
– Да.
– Говорят, в Интернете раньше можно было найти ваш личный сайт, а на нем – подробную информацию о бизнесе...
– Этот сайт есть и сейчас, хотя посвящен он не только бизнесу. Но заниматься интернет-страничкой – времени нет.
- Работа с недвижимостью в Голландии нравилось?
– Это был очень креативный процесс. Представьте, что вы, скажем, здесь в Питере берете в центре города здание, которое являлось складом, и делаете из него четырехзвездный отель. При этом добиваетесь сочетания старого стиля и нового. Процесс «до» и «после» меня всегда вдохновлял. Когда ты видишь, что стало «после», и сравниваешь, скажем, с фотографиями «до», то понимаешь, какой объем работы был проделан. К тому же такие
вещи приносят не только моральное удовлетворение, но и деньги.
– А в футболе такой стимул для вас существует – взять человека на одном уровне, а потом довести его до гораздо более высокого?
– Конечно! При чем в футболе это приноси т еще большее удовлетворение . Когда получаешь игрока , то пони маешь, на какой стадии своего развития он находится, плюс вскоре становится ясно, в чем его сильные стороны, в чем слабые и каков потенциал в цело м. Тогда ты составляешь по игрок у план – что можно сделать в дальнейшем. Естественно, что за один –два дня после этого ни чего по меняться не может. Однако, если работаешь постоянно, из месяца в месяц, следишь за результатами, вскоре понимаешь, что игрок прибавил.
Полгода на игрока
– А сам клуб под эту модель подходит – ведь вам предстоит трудиться в «Зените» не тренером? Можно ли будет по каким-либо критериям оценить вашу работу, скажем, через полгода?
– Естественно. Тем более что принципы работы селекционной службы будут основаны на том, о чем уже говорилось выше. Можно купить готового игрока прямо сейчас, но за огромные деньги. При этом не исключено, что через год цена на него упадет вдвое, а через полтора – на три четверти. Мне бы хотелось, чтобы вся трансферная политика клуба стала более продуманной и планомерной. Чтобы мы действительно вели игрока и
покупали его в момент, когда это можно сделать за минимальные деньги . Если со временем игрок со зреет для того , чтоб покинуть «Зенит», по чему нет? Однако при этом он по крайней мере должен вернуть средства, которые на него потрачены, а в лучшем варианте – принести хорошую при быль.
Есть мнение, что абсолютно успешной селекции не бывает. Согласны с тем, что, приобретая того или иного игрока, клуб все равно рискует?
– Футбол – это вообще один из самых рискованных видов спорта. Футболист может не заиграть в новом клубе из-за трав мы или особенностей менталитета. Это может быть связано с семьей, с каким-нибудь совершенно посторонними по отношению к футболу вещами, которые могут произойти в любой момент. Идеальной селекции действительно не бывает. Но близка к таковой – вполне возможна. Особенно если за ней стоит четкая концепция. Тогда ты абсолютно точно знаешь, кто и на какие позиции тебе нужен, какими характеристика ми этот игрок должен обладать, и, исход я из этого, подбираешь новичка.
– Сколько времени вы должны наблюдать за футболистом, чтобы ваше мнение о нем было на сто процентов полным?
– Время, безусловно, нужно. И речь идет не об одной или двух играх, после которых ты должен делать какие-то выводы. Нужно минимум полгода. Чтобы ты мог приехать и посмотреть на футболиста в различные периоды.
– Правда ли, что взгляд на человека со стадиона и в ходе видеозаписи – это абсолютно разные вещи?
– Согласен на все сто. По этому поводу расскажу такой случай. Я как-то просматривал игрока, находясь непосредственно на стадионе. Причем футболист сыграл явно не лучший свой матч. Но для меня было важным, что он делает или не делает в том или ином моменте и на что способен. Кстати, тогда после игры я задал футболисту единственный вопрос из области тактический дисциплины, почему он поступал на поле так, а не иначе. И правильный ответ у меня в голове уже был. В итоге футболист ответил так, как мне и хотелось. Ну а скажи он по-другому – моя рекомендация оказалась бы отрицательной.
Разочарование в сборной
- На пресс-конференции, где вас представляли в роли спортивного директора «Зенита», вы обмолвились, что тренер Павел Садырин в 1994 году, после знаменитой истории с «письмом четырнадцати» (обращение игроков, из-за которого в сборной произошел конфликт, не позволивший команде успешно выступить на чемпионате мира в США. – Прим. ред.), изменил себе...
– Он попал под огромное влияние людей со стороны и действительно изменил себе. Он взял на чемпионат тех, кто писал против него. Если посмотрите статистику, до отъезда в США мы не проиграли ни одного матча, у нас была действительно команда, коллектив. А решение тренера о возвращении авторов письма в состав отбросило нас назад.
– Почему на том первенстве вы вышли на поле лишь в последнем матче в группе – против Камеруна, когда все уже было ясно?
– Наверное, по тем же причинам. Потому что в составе были люди, которые были взяты на чемпионат и должны были играть на моем месте.
– С тех пор вы в сборной не появлялись...
– Мое отсутствие было связано с глубоким разочарованием.
– В системе?
– Я не верил в положение дел, в процесс организации вокруг команды. Постоянно что-то происходило, не было ясности, ни по каким вопросам. Всегда приходилось меньше думать о футболе и больше, о чем-то другом. Для меня это было неправильным. И я не хотел снова окунаться в эту атмосферу.
– Как происходил отказ от выступления за сборную – вы объявили об этом или каждый раз приходилось объяснять свою позицию?
– Со мной выходили на связь, и я говорил, что не хочу ехать. Был прессинг, поэтому во мне всегда боролись два чувства. Хотел играть за сборную России, но не мог побороть в себе разочарования.
– Сейчас судьба в вопросе сборной долг вам вернула?
– Конечно, я горд опять принадлежать сборной. Пусть и в другом качестве. Я даже минуты не раздумывал, когда принимал решение прийти в нее тренером. Мы стараемся сделать все, чтобы все вопросы, которые возникали раньше, сейчас просто не существовали. Наши ребята, приезжая в сборную, думают только о футболе и наслаждаются игрой.
– Ваше поколение называют потерянным для национальной команды.
– Потерянным, точно не было. У нас были очень сильные футболисты, но существовали серьезные проблемы с постановкой опроса вокруг сборной, которые не позволяли быть на уровне.
– Если бы вас не пригласили тренировать сборную, вы могли вовсе не вернуться в Россию?
– Параллельно в то же время на меня вышел Дик Адвокат, но я уже дал свое согласие Хиддинку.
– Иными словами, Россия была вам предначертана?
– Получается, что так, раз-два варианта образовались одновременно.
– Читали в одном из ваших интервью, что всех тренеров вы в свое время мерили по Бескову.
– Так и есть. Считаю, что он был топ-тренером европейского уровня. Для него абсолютно не было мелочей, он прекрасно знал тренировочный процесс, привил «Спартаку» его спартаковский стиль. Мы много работали над шлифованием техники – ударов, пасов, быстроты мышления. Это было связано и с физической работой, как в той же «максималке», где ты за сорок минут фактически умираешь, не хватает воздуха, чтобы дышать, не то чтобы идти. Но это было настолько грамотно скомбинировано, что, даже умирая на занятии утром, ты днем просто летал. Происходило какое-то переключение. Также Бесков много работал с видео, не только объясняя, что не так, но и показывая это. Сам процесс его работы был всесторонне полным, а игроки, попадая к такому специалисту, прибавляли в мастерстве.
– Можно сказать, что это была ваша первая тренерская школа?
– Однозначно.
Пару человек в «Зените» обыграю. В теннис.
- Ели посмотреть на часы (Корнеев) назначил интервью на 9.30 утра. – Прим. ред.), возникает вопрос: вы по жизни жаворонок?
– Если есть возможность сделать какие-то дела с утра – почему бы этим не
воспользоваться? Семья, которая сейчас со мной, еще спит. Они привыкли жить по европейскому времени, и два часа разницы сказываются. Для меня же утро – это более-менее свободное время.
– Те, кто видел вас на тренировках сборной России, отмечают, что вы не растеряли мастерства и по-прежнему находитесь в прекрасной форме.
– Мой принцип прост – никогда не говори «нет» подвижным видам спорта. Это может быть футбол. Играю и тренируюсь не только на работе, но и с непрофессионалами. Скажем, в Москве, в зале. А еще обожаю большой теннис. Чтобы поиграть в него, использую любую возможность, и всегда в этом смысле – за. Да, сегодня ребята в той же сборной отмечают мою форму – и конечно, спасибо им за это. Но они видят меня лишь в каких-то моментах, эпизодах, а для топ-уровня всего этого уже давным-давно недостаточно. Так что представления, будто я мог бы играть и сейчас, далеки от реальности.
– Кто является спарринг-партнерами?
– Как получится. Если находимся вместе с Александром Бородюком и Гусом Хиддинком – то они.
– Если не секрет, кто из них лучше владеет ракеткой?
– Гус – очень опытный теннисист, с филигранной техникой. Конечно, ему где-то не хватает движения, что вполне естественно, но, играя против него, все равно понимаешь, насколько это серьезный соперник.
– Многие футболисты в «Зените» тоже любят играть в теннис. С ними на корте еще не встречались?
– Предложений на этот счет пока не было. Поступят – откликнусь с удовольствием и уж парочку человек из команды точно обыграю (улыбается).
– К большой ракетке пристрастились в Европе?
– Да, хотя в Испании, например, с удовольствием играл в очень популярную игру под названием падель. Это нечто среднее между теннисом и сквошем. В ней используются совершенно другие ракетки, более медленные мячи, а за спиной расположена стенка... Это очень интересная игра!
Поклонник корриды
– Вы выросли в СССР. Каково было оказаться в Барселоне в 1992 году, когда вы вместе с Дмитрием Галяминым перешли в «Эспаньол»?
– С нами еще Дмитрий Кузнецов был. Так вот, не знаю, как оба Дмитрия, но я был к отъезду готов и хотел этого. Может, еще и потому, что являюсь человеком достаточно любопытным и мне просто было интересно увидеть, что из этого получится. К тому же прекрасно отдавал себе отчет в том, что едем мы именно в Барселону – один из красивейших городов Европы. Что же касается адаптации, то ее боязни у нас не было. Другое дело – язык. Когда приехали, с прессой приходилось общаться постоянно. В какой-то степени это оказалось сродни культурному шоку, ведь дома давали интервью раз в два месяца, и это уже было много. Там же не обходилось без провокаций, каких-то выдуманных историй... Тогда мы поняли, что попали в мир, где пресса в немалой степени живет за счет футбола и временами сама создает конфликты из ничего. В итоге моя реакция в сторону газетчиков иногда бывала агрессивной. И только потом я начал понимать, что это тоже часть игры. Включился, после чего никаких проблем не возникало.
– И все-таки сразу окунуться в зарубежную действительность, даже в бытовом плане, наверняка оказалось непросто?
– Когда попадаешь в Испанию, понимаешь, что эта страна живет сама по
себе и наслаждается жизнью. Ведь даже рабочий день построен так, что днем у тебя есть сиеста и с часа до половины пятого делай что хочешь. Потом испанцы работают до восьми – половины девятого и снова отдыхают. Одним словом – полный релакс. Плюс обалденная кухня, морепродукты, вино. А еще лично меня захватило такое зрелище, как коррида. Ходил на нее довольно часто.
– И до сих пор ходите?
– Если есть возможность – да.
– И не жалко вам быков?
– На самом деле я вживую раза три видел, и как «летали» тореадоры, после
чего их вывозили за пределы ринга. Видел, как два быка однажды перепрыгнули через перегородку к трибунам. Представляете, пятисоткилограммовое животное несется на зрителей! По телевизору все это смотрится не так... Да, вопрос, жалко или не жалко, возникает. Но в один прекрасный момент понимаешь, что тореадор тоже может погибнуть.
– Поход на корриду снова и снова – это поиск новых эмоций?
– Конечно. И потом – все это не так просто, как кажется на первый взгляд. При мне трех быков оставили живыми. Каждый их них носился как угорелый и не уставал. В таком случае тореaдор имеет право обратиться к жюри и сказать: «Я не хочу убивать этого быка». И те уже решают, да или нет. Бывает и так, что бык стоит и не реагирует на красную тряпку. И вообще ни на что не реагирует, кроме тореадора, стоит и смотрит только на него. В такие моменты даже я понимал – тореадор может быть убит. Все это – нереальное, уникальное зрелище, и его, конечно, нужно видеть «живьем». Стоит помнить – это пусть в чем-то жестокая, но местная традиция.
Думаю – по-русски, пишу – по-английски
– Насколько тяжело было удерживаться от соблазнов в той же Барселоне? Особенно после нашей ситуации, когда все было запрещено?
– В Испании вообще в день игры в обед футболисты пьют красное вино. В том же «Эспаньоле» мы заезжали на сбор утром в день матча, после просмотра или установки вместе обедали, и там на стол абсолютно спокойно ставилось вино. Ты выпивал бокал, это нормальное явление.
– Мы видели вас на сборе в Леоганге на машине с испанскими номерами. Говорят, вы от Барселоны долетели туда за 12 часов.
– За двенадцать с половиной.
– Машина такая или ездите быстро (от Барселоны до Леоганга порядка
1500 км. – Прим. ред.)?
– Думаю, все дело в машине, ей не нравится медленная езда.
– Выходит, для вас не проблема намотать по Европе тысячу-другую километров?
– Еще когда играл в Голландии, в Барселону в отпуск ездил на машине.
– Барселону можно считать вашим домом?
– Да. Но резидентом я считаюсь в России, хотя гражданство у меня голландское. По законам Нидерландов меня вынудили отказаться от российского паспорта, других вариантов не было.
– Получается, вы в Россию по визе въезжаете?
– Да, конечно.
– Проблем с этим не возникало?
– Были. Такое иногда случается и в моей нынешней ситуации.
– Почему для жизни выбрали Испанию?
– Барселона больше подходит мне по всем вопросам – погоде, морю... Всегда
приезжал туда, когда появлялось свободное время, у меня там живет старший сын от предыдущего брака. Барселона связывает все компоненты моей жизни.
– Когда уезжали из России в Испанию, проблем с подписанием первого
контракта не возникло
– Из нас троих в тот период в этом лучше всех разбирался Дима Галямин.
Благодаря ему все было заключено правильным образом. Откуда он все это знал уже тогда – понятия не имею. Но факт остается фактом – и это было уникально – Дмитрий смотрел на документ и все разжевывал нам по пунктам. Было приятно.
– Интервью в Барселоне вы сразу давали на испанском?
– Нет, сначала на русском, через переводчика. Но уже через полгода мог
говорить. Не удивляйтесь – этот язык достаточно легкий: как пишется – так и
слышится.
– Испанский стал вашим первым иностранным языком?
– В школе учил английский. Но это был уровень ниже базового.
– А сейчас сколько языков в вашем арсенале?
– Четыре: русский, английский, голландский и испанский. Когда только переехал в Голландию, еще не знал, что произойдет со мной, скажем, через год или полтора. Понимал, что учить голландский не было смысла. Он сложный и достаточно некрасивый. В качестве приоритета выбрал английский. Голландский же понадобился, когда экзамен на тренерских курсах пришлось сдавать. Плюс в то время я подал документы на гражданство и знал, что предстоит собеседование. Опять же по-голландски.
– А на каком языке вы думаете?
– Для меня не составляет никакого труда перескакивать с одного языка на другой. Даже в ходе одного разговора. Но думаю я, естественно, на русском. А вот когда пишу, ловлю себя на мысли о том, что на английском все это происходит быстрее.
Абсолютный европеец
– Глядя на голландских тренеров, складывается впечатление, что они
очень амбициозные люди и конкурируют даже между собой.
– Думаю, это касается не только голландцев. Есть много российских специалистов, которые думают точно так же. Тренерская работа такая – если хочешь быть наверху, должен быть амбициозным.
– Вы как-то сказали, что в юности наслаждались футболом, но не ценили то, что происходило. Когда ваше восприятие изменилось?
– Ценить начинаешь, когда перестаешь играть или становишься тренером.
Понимаешь, что являешься частью механизма, который это все организовывает. Игрок не думает о подобных вещах – как он приехал в пятизвездный отель, почему его вовремя встретил автобус и так далее. Люди воспринимают это как должное. На самом деле за организацией всегда стоят люди.
– Расскажите, как вам в свое время пришлось стать гранатометчиком. Почему воспитанник «Спартака» оказался в регулярной армии?
– Моя собственная вина была значительной. Произошло это из-за типичной для юноши ситуации. Когда понимаешь, что стал талантливым футболистом, тебя привлекают к главной команде – появляются другие типично российские соблазны. В такой момент, если рядом нет человека с твердой рукой, который поставил бы на место, приходится сложно. Вспоминая это, я говорю и о современных молодых ребятах, которым приходится трудно. Получая большие контракты, они оказываются в ситуации, когда вокруг крутятся разные люди, заинтересованные в их деньгах. А в таком возрасте сложно сделать выбор между хорошим и плохим. Если возвращаться к армии, то в тот момент «Спартак» решил не оставлять меня у себя. До этого я играл за сборную Москвы у тренера, имени которого сейчас даже не помню. Как я понял, он оказался тем, кто помог мне попасть в армию за то, что я в какой-то момент попросил дать мне отдохнуть. Такой «отдых» мне и организовали. На призывной участок нас, футболистов, попало около 15 человек. В этой же группе был, например, Андрей Иванов. Мы все должны были провести на сборах две недели, после чего отправились бы домой. Но в один прекрасный вечер, стоя на посту в дождь со снегом, я увидел, как мимо меня с вещами проходили эти ребята. Так вышло, что я почти шесть месяцев провел в армии. Звонил Старостиным, но тогда было сложно что-то сделать в подобной ситуации. Пока меня наконец не вызвали в ЦСКА.
– Можно сказать, в армии вы стали настоящим армейцем?
– За эти полгода у меня действительно расставились по местам жизненные приоритеты. Это, несомненно, помогло.
– Выходит, полгода без большого футбола – не катастрофа?
– Да, но представьте, какой была ситуация, раз я начал задумываться, нужен ли мне футбол вообще. Насколько там меняется человеческое сознание.
– Сейчас вы абсолютный европеец.
Как вам далось возвращение на родину после стольких лет отсутствия?
– Увиденное меня не шокировало, это точно. Просто стараюсь больше наблюдать, понимаю, что все происходящее – часть нашей жизни. Одна вещь поразила – это московские пробки. От этого есть дискомфорт при передвижениях. Пожалуй, это все.
– Люди в стране изменились?
– Когда уезжал, еще не было десятков дорогих иномарок у каждого отеля. В Голландии таких машин можно встретить одну-две за год, но для России это нормально. Здесь всегда были деньги, просто раньше этого нельзя было демонстрировать. Игроки стали зарабатывать больше, клубы стали более профессиональными и прозрачными, но это воспринимается как часть нормального процесса. Футболисты более ответственно относятся к работе, понимают, что от них требуется, и требуют этого сами от себя.
– Санкт-Петербург часто называют болотом, которое засасывает людей. Не боитесь, приехав сюда, остаться?
– Буду рад, если это произойдет. Даже несмотря на питерскую сырость.
– По климату здесь далеко не Барселона.
– Это правда. Скорее, что-то похожее на Ротoердам. Петербург – очень красивый город. Если он меня затянет – значит, так предначертано судьбой.
